Он предпочитает бледный фарфор, тонкие кольца и мундштуки, приятно скользящие по губам.
Он одет всегда и иголочки, галстук изысканно узок, запонки тускло мерцают, намекая о безупречном вкусе.
Он может по полчаса примерять запахи, окутывая себя холодностью мяты и полыни, или нежностью цитрусовых, так и эдак прикидывая, что может выгодно оттенить его настроение, и на какой аромат слетится больше ярких мотыльков.
Он вечно мерзнет и трогательно поджимает босые ступни в холодный вечер, выкуривая ментоловую сигарету на подоконнике.
В баре, на вопрос "что тебе заказать?", он тыкает наманикюренным пальчиком в смазливого парнишку, самозабвенно извивающегося на танцполе, и насмешливо отвечает: "вон того"
Он сознательно доводит до крайности, до отчаяния, до звериного воя. И самое забавное, что себя чаще, чем других, редко признаваясь, что в такие моменты ощущает себя восхитительно живым.
Он отдается каждую ночь так, словно этот раз - последний, насаживаясь на пульсирующий член сильно, до боли, до разрыва, по животному грубо и откровенно непристойно, так что каждый оргазм выворачивает душу на изнанку. К такому невозможно привыкнуть. После этого можно только курить и лениво думать, кто же кого все-таки поимел.
Он любит бить посуду, ругаясь на пустом месте, и потом уходить, хлопая дверью. Возвращение, словно ничего не было, как всегда неожиданно. Я не строю иллюзий: он просто не способен выжить в этом мире самостоятельно.
Мой милый маленький мальчик, втягивающий тонкими ноздрями дорожку кокаина, блядь моя лилейная, моя беда с глазами цвета предгрозового неба.
Я часто задаю себе вопрос, зачем мне все это нужно. "Стокгольмский синдром" - так называется странная связь между агрессором и его жертвой. Наверное, мы просто больные. В конечном итоге я задаю этот вопрос ему, не особо рассчитывая получить ответ. Он отвечает строчкой из забытого стиха: "если я вью из тебя веревки, милый, то чтобы долго не думать, чем удавиться". И я остаюсь, ведь это равно признанию.
создано 2010