О пробужденииКогда вам рассказывают страшные уличные истории, любой думает, что это случится, с кем угодно, только не с ним. Так думал я, когда меня ударили ножом в живот одной темной ночью, когда в перулке не горели фонари. Нападавшему был нужен мой кошелек с двумя смятыми двадцатифунтовыми бумажками и мобильный. Новенький, черт его дери, айфон. Я остался лежать на грязном асфальте, глядя, как моя кровь смешивается с землей и пылью. Моя жизнь не проносилась у меня перед глазами, я не летел навстречу яркому свету, или как там еще описывают смерть? Я просто медленно угасал на холодной дороге, в одиночестве с вопросами "за что?" и "почему?". А потом был свет. и ангелы в белом, и иглы катетеров в венах, и послеоперационные боли, и слезы близких. Ощущать себя снова живым было радостно и легко первые два дня, пока повседневная рутина не начала снова душить меня в своих объятиях.
Однажды я пил минералку на лавке в парке.
- Забавно видеть тебя здесь.
Я поднял глаза на подошедшего и чуть не выронил пластиковую бутылку.
- Ты же умер.
На меня сверху вниз смотрел мой невозможный друг. И он не выглядел прозрачным неплотным сгустком в воздухе.
- Как знать. Как ты себя чувствуешь?
Он сел рядом и закурил. Я чувствовал тепло его тела и аромат его парфюма смешивающийся с терпким запахом сигарет. Я чувствовал это настолько сильно, что начали слезиться глаза.
- Нормально, шрамы болят... Как сам?
Он рассмеялся, словно я только что спросил что-то совершенно неумное, и склонился ближе, пристально заглядывая мне в глаза.
- Сейчас мы говорим о тебе. Ты замечаешь что-нибудь странное в последние дни?
- Что? О чем ты?
- Отвечай на вопрос.
Я сглотнул, глядя в его серые глаза, которые уже никогда не надеялся увидеть, кроме как на видео.
- Нет! Что происходит?
- Ничего, - он ободряюще хлопнул меня по плечу, - просто ты должен проснуться.
Я глупо уставился на него.
- Просыпайся, Патрик! - Мой друг докуривал сигарету, а потом неуловимым движением потушил окурок о мое запястье. Я закричал, но боли не было. Я закричал и проснулся у себя дома на смятых простынях моей кровати. Ни следа ожога на бледной коже, только легкий флер фантомной боли. Я умылся и пошел на работу.
Через несколько дней я приехал на могилу к моему другу с букетом белых хризантем. Чинные газончики и надгробия в ряд, и очень мало личного пространства, которое, как считается, мертвым не нужно. Я положил цветы на могилу.
- Здесь можно было бы загорать в жаркий денек.
Я вздрогнул, оборачиваясь. Мой друг сидел на памятнике, болтая ногами. Узел галстука криво сбит на бок, рукава дорогой сорочки небрежно закатаны до локтей. Кажется, его похоронили в этом костюме. Я сглотнул противный ком в горле и заговорил.
- Эй, ты умер. Пугаешь только меня или всех, решивших тебя навестить?
Он хмыкнул, всем своим видом показывая, что не занимается такими глупостями.
- Сейчас я решу, что ты только и ждал моей смерти. Это весьма оскорбительно.
- Конечно, это я попросил водителя того автобуса врезаться в твой кадиллак, - я фыркнул. Губы дрогнули в ироничной усмешке. Я хорошо помнил, как мы шли за гробом. Я хорошо помнил свою тоску. Я хорошо помнил, что смирился.
Он широко улыбнулся, словно я только что признался ему в любви, но потом внезапно посерьезнел и спрыгнул с памятника.
- Мне нужно сказать тебе что-то важное, - он снова пристально смотрел мне в глаза, словно от этого зависела моя жизнь, - приходи в комнату завтра вечером. Там тебя будет ждать сюрприз, только это секрет.
Его пальцы впились мне в плечи, когда он сжал меня в крепком объятии.
- Но ты должен мне кое-что пообещать.
Я попытался вырваться. Его взгляд потрошил мои мозги самым натуральным образом, как будто мне засунули в голову горячую кочергу и пошуровали.
- Что? Что тебе пообещать? - глаза слезились, мне захотелось его ударить, но он был слишком силен, сдавливая ладонями мои плечи до синяков. Я чувствовал себя так, будто попал в капкан, и единственное спасение - это отрезать себе конечность.
- Ты должен проснуться!
Боль становилась невыносимой. Я вывернулся, падая на зеленый газончик у могилки. Я проснулся в полумраке моей комнаты, привыкая к темноте вместо ослепительного солнца. Когда я собрался и поехал на его могилу, там все было как обычно. Солнце, легкий ветерок и редкие живые.
Это было глупо, идти или не идти в комнату. Все равно, что разговаривать с черепом. Но я ничего не терял. В назначенное время я стоял на пороге закусочной и смущенно улыбался бармену. Он приветливо кивнул и тут же отвернулся. Ему не было дела до меня. В темноте коридора можно было потеряться. Я шел на ощупь, пробираясь к двери. Где-то играла музыка: искрящийся джаз - переливы саксофона и соло барабанов. Им вторил чей-то смех, звуки разговора и звон бокалов, в воздухе сгущался аромат крепкого алкоголя и дорогих сигар. Я потянул на себя дверь и оказался в комнате, оглушенный джазом и светом. Среди пыли, паутины, мусора, среди отслоившихся обоев и грязных ламп ночников все это казалось особенно нереальным. За обшарпанным столом сидели трое. Мой друг сейчас в парадном смокинге, при бабочке с лакированной тростью курил сигару и белозубо скалился знойной красотке рядом. Мужчина средних лет с ровным загаром тоже в смокинге, от которого за версту несло роскошью, следил за ними с легкой улыбкой. В своих джинсах и футболке я почувствовал себя особенно нелепо.
Они играли в покер. Судя по количеству фишек выигрывала дамочка. Мой друг приветственно помахал мне рукой и позвал к столу.
- Хэй, Патрик! Мы начали без тебя, извини.
Все захохотали, как будто он сейчас сказал, что-то действительно очень смешное. Я неловко переступил с ноги на ногу. Это место, всегда казавшееся мне уголком тишины и спокойствия посреди шестеренок людской суеты, внезапно выбило меня из колеи своей какофонией. Мне захотелось уйти.
- Но сначала я должен тебя кое с кем познакомить. Мой очаровательный друг кивнул в сторону мужчины в роскошном костюме. На мизинце того сверкнуло платиновое кольцо, когда он провел ладонью по итак идеально зализанным волосам.
- Это Смерть.
Я скептически хмыкнул, изучающе глядя на Смерть. По мне, так это было очередное лицо с обложки Форбс. Смерть посмотрел на меня не менее выразительно, и отчего-то по позвоночнику поползли липкие мурашки.
- Эй-эй, парень, не смейся, он очень серьезный игрок.
Я уже и не думал смеяться. Мой друг повернулся в сторону женщины в длинном вечернем платье, выгодно подчеркивающем ее фигуру. С густой копной темных волос, большими выразительными глазами и глубоким декольте она производила впечатление. Я несколько секунд зачаровано смотрел, как качается хрустальная капелька на цепочке между ее грудей. В паху стало тяжело, я судорожно вздохнул, понимая что не дышу.
- Это Жизнь.
Я снова посмотрел на нее, она улыбалась понимающе и поманила к столу.
- И давно вы играете?
Кажется, это было первое, что я произнес за вечер. Язык прилипал к небу, все вокруг казалось вязким и нереальным кроме Чарли Паркера, льющегося из граммофона.
- О, эта игра никогда не кончалась, - ответил Смерть, и все снова весело засмеялись, - присоединяйся.
- Что принимаете в качестве ставки?
Я сел за стол, в ободранное кресло, когда-то я хорошо играл в покер.
- Всё.
В венах заструилось что-то похожее на азарт.
- Хорошо, ставлю всё.
Смерть и Жизнь зааплодировали, мой друг криво усмехнулся и сдал карты. У меня были две пары. Я не помню, как долго мы играли. Количество фишек то росло, то уменьшалось, все расплывалось перед глазами из-за клубов табачного дыма и выпитого алкоголя. Нестерпимо хотелось пить, на саксофоне играл безумный джазмен, и звук бил запрещенной частотой под дых. Казалось, кроме нас четверых, здесь играет еще несколько миллиардов людей, и если бы я захотел, я бы мог переброситься с ними парой слов.
Мой друг наклонился ко мне и прокричал:
- Тебе здесь нравится? Не говори потом, что я не брал тебя в интересные места.
Я кивнул и посмотрел на свои неважные карты. Оставалось делать хорошее лицо при плохой игре.
- Пат, глупый мальчишка, ты не понял одно правило, - выдохнул мне в ухо мой уже изрядно пьяный друг.
Его глаза блестели, легкий румянец на скулах, губы были алые и влажные с маленькой трещинкой в уголке. Я задохнулся от того, насколько он казался живым.
- Я знаю правила покера!
Он потрепал меня по макушке, сочувственно и покровительственно.
- Идиот, чтобы выиграть, ты должен проснуться!
Его рука на затылке внезапно перестала быть мягкой и теплой, и взяла мой волосы в жесткий захват. Рывок, и мое лицо особенно близко знакомилось с поцарапанной столешницей. Последнее что я помнил - хруст моего носа и надрывная нота саксофона. Я снова, задыхаясь, метался на простынях своей спальни.
Нос был на месте, только футболка едва уловимо пахла сигарами и чем-то сочным, чем пахла Жизнь.
После работы я снова поехал в комнату. Кутаясь в шарф, я крался туда словно вор. Мерзли руки, как будто я вышел на улицу посреди зимы в одном нижнем белье. Там все было как обычно: тихо жужжали мухи и бились об оконное стекло. Я поднял с пола червонного туза и кинул в центр стола. Капли крови были там, куда меня вчера приложили носом. Багровые и теплые, они выглядели так, словно это случилось полминуты назад. Я вздохнул и хотел выйти, но он стоял у двери и преграждал мне путь.
- Знаешь, ты очень упрям.
Я нервно улыбнулся, делая шаг назад.
- А ты при жизни не был так агрессивен.
Он покачал головой. Словно я был неразумным ребенком и не понимал какой-то очень простой, но важной вещи.
- Патрик, какой сегодня день недели?
Я нахмурился, не понимая в чем подвох. Разумеется, я знал какой день недели... и не смог вспомнить.
- Среда... кажется.
- Ты уверен? - он медленно двинулся в мою сторону, заставляя меня попятиться назад.
- Ннет...
- А как ты сюда попал?
Я судорожно вздохнул, отчаянно вспоминая. Я помнил, как я проснулся, принял душ и вышел на улицу. Или это было вчера? Или этого не было?
- Я не помню.
- Не помнишь или не знаешь? - он стал еще чуточку ближе ко мне.
Я не помнил сегодняшнего числа, но догадывался, что позади меня стена и скоро мне будет некуда отступать.
- Не знаю! Какая разница? - гнев подступил вместе с паникой, а я по-прежнему упускал какую-то очень важную деталь головоломки.
- Большая. Недавно ты приходил на кладбище, газон был свеж и зелен. А что на тебе сейчас?
Я посмотрел на свои шарф и перчатки. Зимние, хотя я точно помнил, что совсем недавно было лето.
- Это абсурд! Я не знаю, что происходит! Это похоже на сон!
Он подошел совсем близко, оставаясь на расстоянии вытянутой руки.
- Это и есть сон, Патрик, и тебе нужно проснуться, - он улыбнулся, как улыбаются родители, когда ребенок, наконец, самостоятельно решает сложную задачку.
- Ты снова хочешь меня ударить или что-то в этом роде? - я запаниковал, прижимаясь лопатками к стене. Хотя смутно припоминал, что никогда не чувствовал боли. Правда, раньше, это не казалось мне из ряда вон выходящим.
- Нет, - мой невозможный друг снова покачал головой, - это не работает. Но ты сам сказал, что это абсурд. Нужно просто довести твой сон до еще большего абсурда.
- Что? Как?
В его руке блеснул нож. Это должно было быть больно. Это должно было быть чертовски больно. Его удар пришелся в точности туда, куда не так давно всадил свою заточку напавший на меня в темном переулке грабитель. Я смотрел, как едва сросшиеся швы расходятся, лезвие погружается в мой живот, туго и нехотя, путаясь в мышцах и внутренностях, постепенно разрезая скользкие пленочки, и медленно потроша, разрывая на части. Кровь заливала ноги, его руки и белоснежную сорочку. Моя кровь, утекала рекой и все никак не прекращалась. Она заливала полкомнаты, похожая на нефть, темная и глубокая как пропасть. Ее было слишком много и ничто в мире не могло ее остановить. Червонный туз сорвался со стола и упал сверху словно бутафорский кораблик. Я перевел взгляд на нож в руке моего друга. Он двигался вверх до ребер, из прорех раны виднелись свисающие органы, выставленные наружу, словно инсталляция какого-то маньяка потрошителя. Я был будто в анатомическом театре имени себя. Он поддерживал меня не давая упасть, а я не мог кричать от ужаса. Он улыбался как Иисус. Нож вскрыл грудную клетку, легко, как раковину устрицы. Кости и хрящи противно хрустели, но не могли устоять под напором. Я смотрел на него, залитого кровью с ног до головы, улыбающегося так, будто мы на чаепитии.
- Просыпайся уже, Патрик. Я итак едва не проиграл из-за тебя сотню.
Сзади послышался смех, потянуло табаком, за столом снова сидели Смерть и Жизнь. Лаковые лодочки роскошной красотки омывала моя кровь. В руках у них снова были карты. Мой друг последний раз вывернул нож, и на ладонь ему упало мое влажное окровавленное сердце, все еще бьющееся у него в пальцах.
- Сотню чего? - сипло выдавил я, понимая, что от гортани остались одни ошметки.
- Душ, разумеется.
Он пожал плечами, сжал мое сердце в ладони, как выжимают апельсин, чтобы выдавить сок, и тут меня не стало.
Я снова видел свет, и ангелов в белом, и иглы катетеров в венах, и отвратительно пищащий кардиомонитор. Бледная Лиа, кинулась ко мне, когда я открыл глаза, но ее тут же оттеснила команда реаниматологов. Я был официально объявлен живым.
Через несколько дней моя девушка держала меня за руку, что гарантировало мое скоро выздоровление.
- Знаешь, я видел его.
- Кого?
- Сэмюэля. Он постоянно твердил мне, чтобы я проснулся, - я улыбнулся, глядя на озадаченное выражение ее лица.
- Хм... если учесть что ты несколько недель был почти мертв, то кто знает...
Я рассмеялся, сжимая ее ладонь. Она у меня была просто чудо.
- Почти мертв или немножко не жив? Ты знаешь, после смерти у него совершенно испортился характер.
Я вспоминал его почти с нежностью, после смерти мой друг начал открываться мне с совершенно иной стороны.