Королева Маб
Для очаровательного парня Джонни Фокса и просто хорошего человека swallow in the city, который настолько романтчиен, что предпочитает розы из бекона.
С любовью. С надеждой на то, что мы навсегда останемся молодыми и пьяными. Что мы будем вечно.
О движении впередЛюбите ли вы путешествовать? Если да, то обязательно загляните в одно заведение, что прячется в захудалом районишке нашего города, словно самый вкусный изюм в сочном пудинге. Это место не указывается в туристических проспектах и здесь не водят экскурсии. Наглый район, из которого горячими щипцами вырвали душонку, квадраты и квадраты одиночества, скотобойни, мастерские и ветхие домишки, напряженно держащие в узде постаревшую дорогу. Место, где сходятся все пути, если вы когда-нибудь слышали слово "нищета". Именно здесь лет тридцать назад появился этот аттракцион и приобрел небывалую популярность в узких кругах. Дешевый цирк, расположившийся в древнем амфитеатре, из которого съехала предыдущая труппа, когда не смогла прокормить себя трагедиями Шекспира. Здесь Вы не встретите гуттаперчевых мальчиков на трапециях, в разноцветных трико легко парящих ловиторов, веселящихся клоунов и укротителей разной опасной живности. Здесь всегда одно и тоже безыскусное представление, которое не перестает быть актуальным уже много лет. Только здесь фраза "ваша жизнь в ваших руках" приобретает особый сокровенный смысл.
Но обо всем по порядку...
Меня зовут Джонни Мэверик, и на тридцать втором году своей жизни я понял, что не хочу просыпаться по утрам. Изо дня в день я изображал примерного семьянина, успешного дельца, любящего сына и черт знает кого еще, стараясь не запутаться в своих многочисленных масках. Не знаю, как это произошло, но палитра моей жизни внезапно окрасилась беспросветно серым: вечера стали пресными, друзья до пошлости предсказуемыми и требовательными, работа - однообразным затягивающим омутом. Все мои мечты превратились в останки, переваренные чудовищем под названием реальность.
Не помню, как меня занесло в это богом забытое место - порождение смрада и убожества. Мою спину буравили десятки пустых или затянутых мертвенной поволокой глаз, без какого-либо стеснения или опасения, мысленно проклиная, что на мне это безумно дорогое твидовое пальто. Забавно, первый раз на меня смотрели и видели только недоступную роскошь.
Я дошел до церкви, но не захотел помолиться. Вокруг священных стен - шлюхи, молодые и старые, отвратительные в своем безразличии и обреченности. Жалкое зрелище. Одна из них запрокидывает голову, светлое замусоленное платье подается, словно парус, и я вижу следы побоев на ее теле. Я почти стыдливо отвел взгляд. Это ведь так легко прикидываться безучастным. И тогда я увидел цирк.
Не знаю, почему я решил зайти. Заведение даже не второсортное, от которого на километр разит людским потом, блевотиной и сладкой жженой карамелью, которая почему-то здесь в ходу. Заплатив за вход, я зашел внутрь, мгновенно пожалев. Освещение не электрическое, а тусклыми масляными фонарями, затертые, в подозрительных пятнах сидения, от которых воротит мало-мальски брезгливого человека, пьяный гогот отребья и целый букет непостижимых ароматов, бьющий под дых. Впрочем, сборище поражало пестротой лиц, от измученных лишениями, до вполне респектабельных и даже ухоженных. Я занял свое место.
- Когда начнется представление? - спросил я у соседа сбоку, в стеганой мещанской куртке, из-под которой торчала грязноватого вида рубаха.
- Что, не терпится увидеть бифштекс с кровью? - мне во всю ширь ухмылялся щербатый рот с торчавшей тлеющей самокруткой. Собеседник присвистнул, оценивая мой кашемировый шарф, и я видел, как в его глазах растет уважение.
- Вы, милейший, я вижу при деньгах! Уже сделали ставки? Я, кстати, Гарри. А вы?
И тут же без предупреждения заорал, обращаясь к кому-то в толпе.
- Эй, Джо, прими у этого господина пару фунтов!, - а потом, заговорщицки подмигнув, склонился и прошептал: - ставьте на Дэнни, из достоверных источников я слышал, что он видел малыша Фрэнки. Только тссс! Выручку пополам, вы ведь не откажете, почтеннейший сэр?
Я не успел задать вопросы, кто такой Дэнни, Фрэнки, и какого черта я собственно должен ставить свои деньги, когда рядом со мной практически из ниоткуда материализовался бульдогообразный детина, который, судя по всему, и был Джо, забрал мои безропотно протянутые пару фунтов, и чиркнув что-то в блокноте, снова растворился в толпе.
- Вы не пожалеете, мой драгоценнейший господин, зуб даю!
С сомнением взглянув на скалящуюся мне в лицо поредевшую челюсть, я только пожал плечами, сетуя на чересчур разговорчивого соседа. Звонок колокола прогремел, словно труба архангела. Моментально стало тихо, так что стало слышно чье-то чужое надорванное дыхание. Ритм сердца участился, ударяясь о ребра в бешеном ритме, и тут я понял, что объединяет всю эту разношерстную публику - какое-то болезненное предвкушение и жажда, поселившееся во взгляде каждого. Я понял, что я смотрю точно также.
Под куполом появился артист в светлом трико. Забравшись на мостки, он перехватил канат и спустился, на несколько футов приближаясь к зрителям и арене. Трюки показались мне безыскусными и очаровательно дилетантскими, Но я невольно подался вперед, когда понял, что акробат работает без страховки. Ни лонжи, ни сетки. Исполнив номер, он скрылся, и я приготовился увидеть вольтижировку, клоунаду, жонглирование, но следующим снова был акробат, уже другой, точно также исполняющий под куполом трюки без страховки.
Представление неслось нон-стопом, Я не отрываясь следил за фигурами, слыша только, что мне шепчет, мой сосед.
Это Питер, он хорош в этом деле, силен и точен!
Это весельчак Кью, тяжеловат для такого, но силы в ручищах хоть отбавляй…
А это Сэмми-ящерица. Ловок, как рептилия, но слабоват, думаю протянет еще два выступления…
Я смотрел на артистов, пока их парящие в высоте тела не слились в одну калейдоскопическую круговерть, и кажется, отвлекся, когда из заворожено коматозного состояния меня вывел полукрик-полувздох всего амфитеатра, словно надорванная нота пианино. На арене лежало распластанное тело, сорвавшегося акробата. Я огляделся вокруг - застывшие лица, судорожно стиснутые пальцы и неестественно выпрямленные спины. И жадный огонек в глазах. Я почувствовал злость и стыд, жалея, что остался. На манеж выбежали служители с носилками, сгребли переломанную плоть и унесли. Представление продолжалось.
В зале постоянно шли, какие-то перемещения. Зрители поднимались, уходили, на их месте появлялись новые. Среди них я заметил несколько людей в трико. Удивившись, что артисты в зрительном зале, я снова посмотрел на акробата под куполом. И тут меня осенило. Они не были профессионалами, это зрители поднимались на высоту, чтобы поиграть со смертью. Они были ее женихами, а она любила их всех. Еще один полустон, и еще одно тело на манеже. Я ушел не оглядываясь, хотя человек по имени Гарри кричал что-то про мои деньги. Кто бы ни был этот Дэнни, я не желал ему смерти.
Я вернулся через неделю. Все было по-прежнему, включая ароматы и тусклое освещение . В конце концов я понял, что двигало этих людей, приходящих сюда добровольно из недели в неделю. Жаждой зрелища, жестокого с легким будоражащим привкусом крови? Разумеется. Сорвать куш, наживаясь на смерти? Безусловно. Но было кое-что еще.
Многие думают, что там на высоте наступает минута самого настоящего страха. Отнюдь, когда ты цепляешься за канат, есть только колокол пустоты и сила твоих рук. Это такой маленький разговор с Богом, сиюминутная молитва, но страха нет, есть только погруженность в себя и ощущение полного контроля над ситуацией. Парить под куполом цирка и выжить означало не просто одержать победу, но и доказать свое право на существование. Вы думали, что что-то знаете о жизни? Полная ее ценность постигается только на канате.
Отчаянные проходимцы, которым нечего терять !- воскликните вы и ошибетесь. Тем, кому нечего терять, здесь не приживаются. В этом грошовом цирке ставят все и получают тоже все. Или ничего. Как повезет.
Мало кто может забыть о грядущем, сжечь мечты, и в одиночку сразиться с реальностью.
Я стал одним из них, сначала жадно глядящим из амфитеатра, а потом поднимающимся наверх в неизвестность.
Считаете это жестоким и аморальным? Нет, вовсе нет. Под куполом цирка все видится несколько под другим углом. Здесь никому не желают зла, просто хотят увидеть смерть и желательно не свою. Иногда нас насмешливо называют "бифштексами", кусками мяса, налитыми кровью. Но мы трюкачи точно также называем зрителей, которые не рискнули подняться наверх, оставив свою душонку прозябать, никогда не изведав чувства полета.
Разумеется, как среди обывателей цирка есть и свои жуткие легенды. Самое страшное это перед выступлением повстречать малыша Фрэнки. Никто не знает, кто это и кем он был. Говорят, что он первый придумал это шоу или что он стал его первой жертвой. В любом случае, бытует поверье, что если ты увидишь хромого темноволосого мальчишку с волчьими недружелюбными глазами, знай - ты уже не жилец. Каждый может отказаться в любой момент, но смерть все равно настигнет тебя. И останки спасовавших перед своей судьбой говорили об очень мучительной смерти.
Ты не смог договориться с провиденьем.
Мы все выпьем на твоих поминках и будем благодарить свою удачу, что это не мы сегодня лежим в деревянном макинтоше.
Ужасно звучит, правда?
Так или иначе, я стал акробатом. Каждый раз поднимаясь, я знал, что мой черед еще не пришел, и кровавые шмотки моего тела не будут покоиться на местном кладбище еще, как минимум, неделю. С каждым днем я ощущал себя более живым, и каждая грань моего бытия заискрилась ярче, чем прежде. Я сам становился творцом, реальность оживала вместе со мной, и это пьянило не хуже вина. Но это не могло продолжаться вечно, в итоге даже самые вкусные блюда вызывают пресыщение. Я захотел большего, и цирк смог дать мне это.
Канатоходцев можно было пересчитать по пальцам, выживших и подавно. Я решился пройтись по веревке не задумываясь, словно всю жизнь только этим и занимался. И плевать, что воздух - плохая опора, а балансир не внушает уверенности в себе. Что-то темное во мне поднималось и хотело вырваться наружу. В те дни я понял, почему некоторые люди, например, гонщики, питают болезненное пристрастие к скорости. Смерть не заглядывает им в лицо, но стоит остановиться чтобы прикинуть дальнейший маршрут, и она начинает дышать в затылок. Остановиться я уже не мог.
Поднимаясь по шаткой лестнице, я слышал еще чьи-то неровные шаги, и, оборачиваясь через пролет, уже знал, кого увижу. Снизу на меня пристально смотрел бледный темноволосый подросток. Одна его нога была вывернута под неправильным углом, словно перелом неправильно сросся или не срастался вообще. Я моргнул, и когда открыл глаза, Фрэнки уже не было, только звук удаляющихся прочь неверных шагов, звучавший громом в моей голове.
Я сел на ступеньки. Перед глазами плыла табличка на надгробном камне:
Джон Мэверик, погиб в возрастет 33 лет. Покойся с миром.
Дрожащими руками я запалил сигарету, к которым не притрагивался уже месяцы. Затяжка, едва меня не удушившая, была обжигающей и терпкой. Я заставлял себя курить. У меня был выбор; я мог спуститься вниз уйти домой. насладиться вечером в семье, чтобы потмо умереть как-нибудь еще, абсолютно точно неожиданно. А до этого трепетать от каждого звука, в надежде заполучить инфаркт раньше, чем меня накажут за трусость. Мог встать на канат и разбиться. Принять с достоинством то, что выбрал для себя сам. Внезапное успокоение тлело на конце окурка.
Меня всегда удивляла эта странная для цирка тишина. Я не видел их, но знал, что там внизу, несколько сотен зрителей жадно смотрят на меня, беспокоясь о своих жизнях, о своих деньгах и может быть совсем чуточку обо мне. А я здесь свободен ото всего, и тишина звучит нежным полонезомй, одой радости, от которой внезапно перехватывает в груди. Я несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, выпуская воздух сквозь сжатые зубы. Первый шаг на неверную опору каната оказался бесконечно легким, поймал баланс, я сделал второй. Я не хочу умирать. Вдох. выдох. Шаг. Я не готов!!! Вдох. Я не желаю! Я сосредотачиваюсь на дыхании и смотрю прямо перед собой. Не останавливаться… Главное, не останавливаться.
Потому что дорога возникает под шагами идущего…
С любовью. С надеждой на то, что мы навсегда останемся молодыми и пьяными. Что мы будем вечно.
О движении впередЛюбите ли вы путешествовать? Если да, то обязательно загляните в одно заведение, что прячется в захудалом районишке нашего города, словно самый вкусный изюм в сочном пудинге. Это место не указывается в туристических проспектах и здесь не водят экскурсии. Наглый район, из которого горячими щипцами вырвали душонку, квадраты и квадраты одиночества, скотобойни, мастерские и ветхие домишки, напряженно держащие в узде постаревшую дорогу. Место, где сходятся все пути, если вы когда-нибудь слышали слово "нищета". Именно здесь лет тридцать назад появился этот аттракцион и приобрел небывалую популярность в узких кругах. Дешевый цирк, расположившийся в древнем амфитеатре, из которого съехала предыдущая труппа, когда не смогла прокормить себя трагедиями Шекспира. Здесь Вы не встретите гуттаперчевых мальчиков на трапециях, в разноцветных трико легко парящих ловиторов, веселящихся клоунов и укротителей разной опасной живности. Здесь всегда одно и тоже безыскусное представление, которое не перестает быть актуальным уже много лет. Только здесь фраза "ваша жизнь в ваших руках" приобретает особый сокровенный смысл.
Но обо всем по порядку...
Меня зовут Джонни Мэверик, и на тридцать втором году своей жизни я понял, что не хочу просыпаться по утрам. Изо дня в день я изображал примерного семьянина, успешного дельца, любящего сына и черт знает кого еще, стараясь не запутаться в своих многочисленных масках. Не знаю, как это произошло, но палитра моей жизни внезапно окрасилась беспросветно серым: вечера стали пресными, друзья до пошлости предсказуемыми и требовательными, работа - однообразным затягивающим омутом. Все мои мечты превратились в останки, переваренные чудовищем под названием реальность.
Не помню, как меня занесло в это богом забытое место - порождение смрада и убожества. Мою спину буравили десятки пустых или затянутых мертвенной поволокой глаз, без какого-либо стеснения или опасения, мысленно проклиная, что на мне это безумно дорогое твидовое пальто. Забавно, первый раз на меня смотрели и видели только недоступную роскошь.
Я дошел до церкви, но не захотел помолиться. Вокруг священных стен - шлюхи, молодые и старые, отвратительные в своем безразличии и обреченности. Жалкое зрелище. Одна из них запрокидывает голову, светлое замусоленное платье подается, словно парус, и я вижу следы побоев на ее теле. Я почти стыдливо отвел взгляд. Это ведь так легко прикидываться безучастным. И тогда я увидел цирк.
Не знаю, почему я решил зайти. Заведение даже не второсортное, от которого на километр разит людским потом, блевотиной и сладкой жженой карамелью, которая почему-то здесь в ходу. Заплатив за вход, я зашел внутрь, мгновенно пожалев. Освещение не электрическое, а тусклыми масляными фонарями, затертые, в подозрительных пятнах сидения, от которых воротит мало-мальски брезгливого человека, пьяный гогот отребья и целый букет непостижимых ароматов, бьющий под дых. Впрочем, сборище поражало пестротой лиц, от измученных лишениями, до вполне респектабельных и даже ухоженных. Я занял свое место.
- Когда начнется представление? - спросил я у соседа сбоку, в стеганой мещанской куртке, из-под которой торчала грязноватого вида рубаха.
- Что, не терпится увидеть бифштекс с кровью? - мне во всю ширь ухмылялся щербатый рот с торчавшей тлеющей самокруткой. Собеседник присвистнул, оценивая мой кашемировый шарф, и я видел, как в его глазах растет уважение.
- Вы, милейший, я вижу при деньгах! Уже сделали ставки? Я, кстати, Гарри. А вы?
И тут же без предупреждения заорал, обращаясь к кому-то в толпе.
- Эй, Джо, прими у этого господина пару фунтов!, - а потом, заговорщицки подмигнув, склонился и прошептал: - ставьте на Дэнни, из достоверных источников я слышал, что он видел малыша Фрэнки. Только тссс! Выручку пополам, вы ведь не откажете, почтеннейший сэр?
Я не успел задать вопросы, кто такой Дэнни, Фрэнки, и какого черта я собственно должен ставить свои деньги, когда рядом со мной практически из ниоткуда материализовался бульдогообразный детина, который, судя по всему, и был Джо, забрал мои безропотно протянутые пару фунтов, и чиркнув что-то в блокноте, снова растворился в толпе.
- Вы не пожалеете, мой драгоценнейший господин, зуб даю!
С сомнением взглянув на скалящуюся мне в лицо поредевшую челюсть, я только пожал плечами, сетуя на чересчур разговорчивого соседа. Звонок колокола прогремел, словно труба архангела. Моментально стало тихо, так что стало слышно чье-то чужое надорванное дыхание. Ритм сердца участился, ударяясь о ребра в бешеном ритме, и тут я понял, что объединяет всю эту разношерстную публику - какое-то болезненное предвкушение и жажда, поселившееся во взгляде каждого. Я понял, что я смотрю точно также.
Под куполом появился артист в светлом трико. Забравшись на мостки, он перехватил канат и спустился, на несколько футов приближаясь к зрителям и арене. Трюки показались мне безыскусными и очаровательно дилетантскими, Но я невольно подался вперед, когда понял, что акробат работает без страховки. Ни лонжи, ни сетки. Исполнив номер, он скрылся, и я приготовился увидеть вольтижировку, клоунаду, жонглирование, но следующим снова был акробат, уже другой, точно также исполняющий под куполом трюки без страховки.
Представление неслось нон-стопом, Я не отрываясь следил за фигурами, слыша только, что мне шепчет, мой сосед.
Это Питер, он хорош в этом деле, силен и точен!
Это весельчак Кью, тяжеловат для такого, но силы в ручищах хоть отбавляй…
А это Сэмми-ящерица. Ловок, как рептилия, но слабоват, думаю протянет еще два выступления…
Я смотрел на артистов, пока их парящие в высоте тела не слились в одну калейдоскопическую круговерть, и кажется, отвлекся, когда из заворожено коматозного состояния меня вывел полукрик-полувздох всего амфитеатра, словно надорванная нота пианино. На арене лежало распластанное тело, сорвавшегося акробата. Я огляделся вокруг - застывшие лица, судорожно стиснутые пальцы и неестественно выпрямленные спины. И жадный огонек в глазах. Я почувствовал злость и стыд, жалея, что остался. На манеж выбежали служители с носилками, сгребли переломанную плоть и унесли. Представление продолжалось.
В зале постоянно шли, какие-то перемещения. Зрители поднимались, уходили, на их месте появлялись новые. Среди них я заметил несколько людей в трико. Удивившись, что артисты в зрительном зале, я снова посмотрел на акробата под куполом. И тут меня осенило. Они не были профессионалами, это зрители поднимались на высоту, чтобы поиграть со смертью. Они были ее женихами, а она любила их всех. Еще один полустон, и еще одно тело на манеже. Я ушел не оглядываясь, хотя человек по имени Гарри кричал что-то про мои деньги. Кто бы ни был этот Дэнни, я не желал ему смерти.
Я вернулся через неделю. Все было по-прежнему, включая ароматы и тусклое освещение . В конце концов я понял, что двигало этих людей, приходящих сюда добровольно из недели в неделю. Жаждой зрелища, жестокого с легким будоражащим привкусом крови? Разумеется. Сорвать куш, наживаясь на смерти? Безусловно. Но было кое-что еще.
Многие думают, что там на высоте наступает минута самого настоящего страха. Отнюдь, когда ты цепляешься за канат, есть только колокол пустоты и сила твоих рук. Это такой маленький разговор с Богом, сиюминутная молитва, но страха нет, есть только погруженность в себя и ощущение полного контроля над ситуацией. Парить под куполом цирка и выжить означало не просто одержать победу, но и доказать свое право на существование. Вы думали, что что-то знаете о жизни? Полная ее ценность постигается только на канате.
Отчаянные проходимцы, которым нечего терять !- воскликните вы и ошибетесь. Тем, кому нечего терять, здесь не приживаются. В этом грошовом цирке ставят все и получают тоже все. Или ничего. Как повезет.
Мало кто может забыть о грядущем, сжечь мечты, и в одиночку сразиться с реальностью.
Я стал одним из них, сначала жадно глядящим из амфитеатра, а потом поднимающимся наверх в неизвестность.
Считаете это жестоким и аморальным? Нет, вовсе нет. Под куполом цирка все видится несколько под другим углом. Здесь никому не желают зла, просто хотят увидеть смерть и желательно не свою. Иногда нас насмешливо называют "бифштексами", кусками мяса, налитыми кровью. Но мы трюкачи точно также называем зрителей, которые не рискнули подняться наверх, оставив свою душонку прозябать, никогда не изведав чувства полета.
Разумеется, как среди обывателей цирка есть и свои жуткие легенды. Самое страшное это перед выступлением повстречать малыша Фрэнки. Никто не знает, кто это и кем он был. Говорят, что он первый придумал это шоу или что он стал его первой жертвой. В любом случае, бытует поверье, что если ты увидишь хромого темноволосого мальчишку с волчьими недружелюбными глазами, знай - ты уже не жилец. Каждый может отказаться в любой момент, но смерть все равно настигнет тебя. И останки спасовавших перед своей судьбой говорили об очень мучительной смерти.
Ты не смог договориться с провиденьем.
Мы все выпьем на твоих поминках и будем благодарить свою удачу, что это не мы сегодня лежим в деревянном макинтоше.
Ужасно звучит, правда?
Так или иначе, я стал акробатом. Каждый раз поднимаясь, я знал, что мой черед еще не пришел, и кровавые шмотки моего тела не будут покоиться на местном кладбище еще, как минимум, неделю. С каждым днем я ощущал себя более живым, и каждая грань моего бытия заискрилась ярче, чем прежде. Я сам становился творцом, реальность оживала вместе со мной, и это пьянило не хуже вина. Но это не могло продолжаться вечно, в итоге даже самые вкусные блюда вызывают пресыщение. Я захотел большего, и цирк смог дать мне это.
Канатоходцев можно было пересчитать по пальцам, выживших и подавно. Я решился пройтись по веревке не задумываясь, словно всю жизнь только этим и занимался. И плевать, что воздух - плохая опора, а балансир не внушает уверенности в себе. Что-то темное во мне поднималось и хотело вырваться наружу. В те дни я понял, почему некоторые люди, например, гонщики, питают болезненное пристрастие к скорости. Смерть не заглядывает им в лицо, но стоит остановиться чтобы прикинуть дальнейший маршрут, и она начинает дышать в затылок. Остановиться я уже не мог.
Поднимаясь по шаткой лестнице, я слышал еще чьи-то неровные шаги, и, оборачиваясь через пролет, уже знал, кого увижу. Снизу на меня пристально смотрел бледный темноволосый подросток. Одна его нога была вывернута под неправильным углом, словно перелом неправильно сросся или не срастался вообще. Я моргнул, и когда открыл глаза, Фрэнки уже не было, только звук удаляющихся прочь неверных шагов, звучавший громом в моей голове.
Я сел на ступеньки. Перед глазами плыла табличка на надгробном камне:
Джон Мэверик, погиб в возрастет 33 лет. Покойся с миром.
Дрожащими руками я запалил сигарету, к которым не притрагивался уже месяцы. Затяжка, едва меня не удушившая, была обжигающей и терпкой. Я заставлял себя курить. У меня был выбор; я мог спуститься вниз уйти домой. насладиться вечером в семье, чтобы потмо умереть как-нибудь еще, абсолютно точно неожиданно. А до этого трепетать от каждого звука, в надежде заполучить инфаркт раньше, чем меня накажут за трусость. Мог встать на канат и разбиться. Принять с достоинством то, что выбрал для себя сам. Внезапное успокоение тлело на конце окурка.
Меня всегда удивляла эта странная для цирка тишина. Я не видел их, но знал, что там внизу, несколько сотен зрителей жадно смотрят на меня, беспокоясь о своих жизнях, о своих деньгах и может быть совсем чуточку обо мне. А я здесь свободен ото всего, и тишина звучит нежным полонезомй, одой радости, от которой внезапно перехватывает в груди. Я несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, выпуская воздух сквозь сжатые зубы. Первый шаг на неверную опору каната оказался бесконечно легким, поймал баланс, я сделал второй. Я не хочу умирать. Вдох. выдох. Шаг. Я не готов!!! Вдох. Я не желаю! Я сосредотачиваюсь на дыхании и смотрю прямо перед собой. Не останавливаться… Главное, не останавливаться.
Потому что дорога возникает под шагами идущего…